«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

А.К. Киркор подготовил для этого популярного издания два раздела, составившие третий том: «Литовское Полесье» и «Белорусское Полесье». Автор включил в ареал «Литовского Полесья» Виленскую, Ковенскую и Гродненскую губернии, а «Белорусского Полесья» – Минскую, Могилевскую, Витебскую и Смоленскую губернии. Очерки содержат графические рисунки художников Николая Каразина, Владислава Дмоховского, Нила Гоголинского, Юзефа Крашевского, Бронислава Подбельского и др.

Территорию Беларуси А.К. Киркор разделил на две части: литовскую и белорусскую. В литовской части проживали литовцы и белорусы, в белорусской – только белорусы. Считал ли автор книги эти народы самостоятельными этносами? Найти однозначный ответ в тексте нельзя. Но использование понятий «народность», выделение сюжетных линий об отдельной «исторической судьбе», описание литовского и белорусского наречий позволяет сделать вывод о несогласии Адама Киркора с постулатами западнорусской историографии. Ведь к моменту выхода третьего тома «Живописной России» в Петербургской Духовной академии уже сформировалась западнорусская историческая школа в лице профессора, заведующего кафедрой русской истории М.О. Кояловича, утверждавшего, что белорусы обладают определенными культурными особенностями, но являются частью русского народа.

Методологические подходы А.К. Киркора к изучению прошлого не являются новаторскими. Историю он исследовал в современной ему традиции историописания. События и явления прошлого он рассматривал через деяния политических деятелей, полководцев, иерархов церкви. Прослеживается в тексте влияние романтической историографии первой половины XIX в. – значительный объем информации посвящен народной культуре. Автор подробно описал быт, хозяйственную деятельность, традиции, верования, обряды населения. Чувствуется не только исследовательский интерес историка к предмету познания, но и любовь, восхищение людьми, населявшими «литовское и белорусское Полесье», понимание их тяжелой доли.

Поскольку во второй половине XIX в. сформировалось историко-юридическое направление в историографии, основанное на изучении памятников законодательства для презентации истории государства, то Адам Киркор в очерке рассмотрел характер законодательных актов Великого Княжества Литовского, в частности привилей Казимира 1447 г. (в тексте 1557 г.), Судебник Александра Казимировича 1492 г., Статуты Великого Княжества Литовского 1529, 1566 (в тексте 1564 г.), 1588 гг. В отличие от последователей варшавской школы Адама Нарушевича, выводивших законодательство Княжества от норм римского права, в «Живописной России» юридическая практика на белорусских землях берет начало от норм Древней Руси. Автор указывал, что в привилее 1447 г. положение жены после смерти мужа определено так же, как в тексте Псковской судной грамоты и в Новгородских духовных грамотах, а Судебник 1492 г. имел много заимствований из «Русской Правды»[484].

Историческая концепция А.К. Киркора базируется на знании исследователем опубликованных литературных источников. В тексте нет на них ссылок. Научная традиция XIX века этого не предусматривала, но очевидно, что автор владел информацией, содержавшейся в исторических работах представителей польской и российской историографии: Матея Стрыйковского, Альберта Кояловича, Адама Нарушевича, Иоахима Лелевеля, Теодора Нарбута, Василия Татищева, Николая Карамзина, Никиты Устрялова и др. Для обоснования сформулированных положений и выводов он привел цитаты из летописей, документов юридического характера, мемуаров.

Историю белорусских земель А.К. Киркор излагал от эпохи глубокой древности. Имея собственный опыт археологических исследований, он следовал периодизации первобытного общества, предложенную датским ученым К.Ю. Томсеном. Сподвижник Киркора Е.П. Тышкевич после посещения Дании стал активно продвигать идею трех эпох в истории человечества: каменной, бронзовой и железной.

В «Живописной России» история Литовского Полесья берет начало в каменном веке, о чем свидетельствовали более 800 каменных и кремниевых орудий, хранившихся в Виленском музее древностей[485]. Белорусское Полесье – это «край могил, курганов, городищ, городков, урочищ, замков, замковищ»[486]. Но в курганах отсутствовали каменные орудия труда, не было и «могил каменного века», «гробов, сложенных из кирпичей, связанных известковым цементом», «гробниц из дубового дерева сложенных»[487]. Причем для литовского погребального обряда характерно трупосожжение, для русинского – трупоположение или «остовы»[488]. При этом автор делает вывод, что литовцы в доисторическое время не были столь отсталыми в культурном отношении, как это отображали ливонские хронисты.

А.К. Киркор считал и литовцев, и славян автохтонным населением в занимаемых ими ареалах, причем справедливо отметил, что племя полочан – это те же кривичи. Радимичей он размещал на реке Сож, правильно локализовал дреговичей. Однако автор повторил гипотезу И.И. Зеленского, представленную в книге «Материалы для географии и статистики России. Минская губерния» о проживании племени ятвягов в районе Мозыря, Турова, Давид-Городка[489]. Поэтому в генезис белорусов А.К. Киркор включил не только полочан, кривичей, дреговичей, радимичей, но ятвягов, и даже древлян[490].

В «Живописной России» отрицается теория происхождения литовских князей от римлян и от скандинавов. Адам Киркор считал, что римская легенда удовлетворяла амбиции Ягайло, как короля польского, и льстила самолюбию литовской знати. Первым достоверно известным литовским князем им был назван Рингольд, хотя современные историки относятся к нему как к мифической личности (В.Т. Пашуто, Н.Н. Улащик и др.). Киркор следовал информации из текста «Хроники Великого Княжества Литовского и Жемойтского», настаивал на династической связи литовской знати с полоцкими князьями. Свою позицию он обосновал рядом факторов: почему столица была перенесена в Новогрудок, «где литовцев вовсе не было»; как славянские земли согласились признать над собой верховную власть литовца Рингольда? При этом привел сообщение Воскресенской летописи о переселении в Литву в 1128 г. полоцких князей: «вел. кн. Мстиславъ Владиміровичт> покориль Полоцкую землю, и все князья полоцкіе, т. е. три сына и два внука Всеславовы, съ женами и детьми отвезены были въ Константинополь, «Вильняне взяша себе изъ Царьграда полотскаго Ростислава Рогволодовича, детей Давила князя, да брата его Мавкольда князя и той на Вильни прави князь Давидъ….»[491].

В тексте Воскресенской летописи утверждается, что жители Вильна пригласили к себе на княжение (из Константинополя) Давида, сына Ростислава Рогволодовича[492]. По свидетельству М.О. Без-Корниловича, эту информацию оставила императрица Екатерина II в своих записках[493]. Адам Киркор добавил, что полоцкие князья бежали от преследований киевского князя Мстислава Владимировича в Литву и Ливонию. Там они прикинулись язычниками, пока Рингольд и его сын Миндовг (их А.К. Киркор считал представителями рода полоцких князей Всеславичей) не сформировали мощное государство. Позже, в XX в., эта идея трансформировалась в концепцию «белорусское государство – Великое Княжество Литовское», которую пропагандировали В.Ю. Ластовский, В.М. Игнатовский, Н.И. Ермолович[494] др.

В «Живописной России» используется понятие «Литовско-Русское государство»[495], впоследствии принятое либеральной российской историографией благодаря работам профессора Московского университета М.К. Любавского[496]. Сам А.К. Киркор положительно оценил политику великих князей литовских, направленную на централизацию государственного управления. Он отрицал распространенное мнение о «низком» (конюх) происхождении Гедимина, отмечал дуумвират Ольгерда и Кейстута, восхищался политикой Витовта, направленной на отделение от польской Короны.

В тексте отмечен интересный факт, не получивший развития в современной историографии. Автор